Серия постов Макаровой в фейсбуке о поездке в Славянск
... Я должна отчитаться о поездке.
Я должна вывалить ворох фотографий и поведать, как мы справились с заданием.
Мне нужно написать этот текст для вас, для тех, кто вкладывался в наше задание, кто считал его и своим заданием - текст о Славянске и о наших мальчиках, о людях Славянска и о наших мальчиках, о домах Славянска и о наших мальчиках...
... но я не хочу писать этот текст.
Мне больно.
Полгода я задыхаюсь в боли. Полгода я сжигаю себя на глазах у всех - вначале семьи, затем Майдана и моих читателей...
Сейчас, кажется, я сжигаю себя на глазах страны.
Кажется, нет города в Украине, откуда бы мне не звонили...
Так больно, как вчера, мне ещё не было.
Сегодня - новые смерти.
И полная безысходность.
Мы привыкаем к смертям.
мы не должны.
Нас захлестнула эйфория от недавних побед.
Не надо было...
Мне надо всё же написать отчёт о поездке команды в Славянск и Краматорск. И не без Изюма, конечно. Куда ж без Изюма?
Я напишу.
Мне это тоже нужно. Я, знающая эту войну не знанием зрителя и слушателя новостей - но знанием изнутри - я даже не думала, что я так мало знаю об этой войне.
Теперь я знаю больше.
Слушайте.
ДЕНЬ КРОКОДИЛА
- Чем вы занимались? - спрашивает меня услужливый Фейсбук.
(послушайте, люди, живущие в Фейсбуке - вам никогда не хотелось найти программиста, который придумал эту навязчивую услужливость - чтобы набить ему морду? Мне хочется)
Чем я занималась...
Хм...
как тебе рассказать, Фейсбук?
... мы ехали напролом. На авантюру мы ехали.
Ехали мы под девизом "Ввяжемся в драку - а там посмотрим!"
ну, как обычно мы и действуем...
Понимаете, тут вот в чём дело - мы всегда учились у махновцев.
У любимой нашей Нацгвардии.
Она, Нацгвардия, всегда имела план - никакого плана и всё включено.
И всё у них получалось.
Мы, когда полгода назад ввязывались в эту драку на Майдане, тоже особого плана не имели. Какие уж тут планы...
Когда начали обеспечивать армию и Нацгвардию, тоже мало что планировали. Планы выстраивались потом.
Теперь же мы ехали с множеством сложностей:
- мы ехали в Славянск, по слухам, разбомблённый дочиста
- мы везли туда гуманитарную помощь, которой, по слухам, в Славянске завались, потому что ж пошли же фуры, и вообще куча ж фондов с гуманитарным уклоном, и государству попиариться только дай, и кому мы там будем нужны с нашими парой тонн
- мы ехали в Славянск, о котором ничего не знали и не представляли, где будем раздавать эти наши продовольственные наборы, кому будем раздавать
- на кого нам опереться, мы тоже не слишком хорошо представляли, потому что знакомых в Славянске у нас как-то и не было
- к тому же у нас была наша обычная задача, мы должны были развести по блокпостам заказы для наших мальчиков.
Как это всё можно было успеть за день-два, мы вообще не представляли.
Но в драку ввязались.
... ха!
Нет у нас никого в Славянске, говорите.
Да у нас оказалось столько людей в Славянске, что у нас просто глаза разбегались - на чью руку опереться. А что касается охраны, то она у нас была, и в огромных количествах.
Нас без охраны даже... вообщем, никуда не отпускали.
Но началось всё с Крокодила.
Мы стояли на въезде в Изюм.
Нам позвонили и велели стоять. Мы привыкли слушаться, когда нам велят военные. Мы послушно и терпеливо ждали.
Крокодил появился вначале звуком. Крокодил всегда проявляется вначале звуком.
Затем ты видишь развевающиеся флаги.
Затем отцифровываешь самопальную броню, несущуюся стремительным домкратом, потом визг тормозов - и ссыпаются из Крокодила пыльные, как бы навстречу бегущие, но так, не без достоинства, ровно настолько чтобы красиво развевались концы повязанных на головы бандан - а морды-то все знакомые. Родные морды.
И эдак не совсем торопливо, но и не медленно идут целоваться и обниматься.
А у некоторых членов команды декольте. Санди и Ирка знают, как надо одеваться в дорогу.
Эх!
Киваем Крокодилу, этому символу Первого батальона, этой легенде Славянска.
Некоторые, кто не в теме, спрашивают сромно-горделиво:
- ну, как вам наш Крокодил?
- Да мы вашего Крокодила знали, ещё когда даже вы с ним знакомы не были! - не выдерживаем мы этой напускной важности и ржём.
Ну да. Мы с Крокодилом давно знакомы. Ещё с того дня, когда віехали провожать его от Киева к Славянску.
Только тогда у Крокодила ещё не было имени.
А вот вам моё первое описание легенды Первого батальона.
А вот вам Крокодил!
"... Колымагу увидела я сразу. Действительно, она одна была такая.
И то что увидите вы на фотографии, совершенно не передаёт её убийственного очарования.
Бронированные листы железа, обшивающие дряхлый тот пикап, издавали запах свежеспиленного металла и свежевылитой краски. Художественные фисташково-серые мазки как бы изображали камуфляж, пристроенная сзади бронированная будка угрожала бойницами, предназначенными для автоматчиков, номер и фары отсутствовали, водитель нервно покрикивал, чего, это, мол, его на каждом посту останавливают - и над всем этим великолепием развевался украинский флаг.
Мы сгибались пополам от хохота и восхищения, мы хлопали свежевыкрашенные бока этого БэТэЭра серии Сампанклепав.
И притормаживали проезжающие мимо автомобили.
И восхищённо-мзумлённо сворачивали шеи водители.
И читалась в их взглядах зависть - зависть мальчиков, имеющих покупные игрушки - перед игрушкой, сделанной самим пацаном.
Грубой, самодельной - но такой внушительной игрушкой...
... Когда обе машины - быстрая, гружённая стратегическим грузом, и колымага, сама вся суть стратегия, уехали - мы растерянно переглянулись:
- А что, так никто колымагу и не сфотографировал?
- Так небось военная ж тайна! Секретное оружие. - предположила я.
- Ага. Секретно ползущее через всю Украину? - оборжала меня команда..."
СЛАВЯНСК
Послушайте, я не могу уже слушать песни о разрушенном Славянске.
Я не могу слышать о том, что в Славянске не осталось ни одного целого дома.
Я дам фотографии и в этом посте. И я покажу много разрушенных домов. Но прошу учитывать, что эти дома мы специально выискивали, колеся по городу на чём? - правильно, на том же Крокодиле.
Потому что без автоматчиков и пулемёта нас Первый батальон не отпускал никуда.
А Славянск - ну, он такой большой город. Там стоят многоэтажные дома. Во дворах относительно чисто, во дворах мусорные баки. Кажется, мусор вывозят регулярно.
Во дворах сидят бабушки в халатах.
По улицам катят коляски молодые мамы.
Люди возвращаются в город. На улицах достаточно многолюдно.
В некоторых многоэтажках есть дыры от снарядов, да. Но на вопрос, сколько погибло людей в этих квартирах, нам удивлённо отвечают:
- да не было там людей. Да и вообще...
Да, людей к тому времени было мало. Многие эвакуировались, прочие прятались.
Артиллерия работала достаточно точно. Били по промышленным зданиям, по зданиям административным - по тем гнёздам, где были кубла сепаратистов.
Также били по некоторым частным домам, жители которых были изгнаны сепаратистами, опять же, для обустройства огневых точек и эдаких штаб-квартир.
Откуда знали об этих точках? - а разведка доносила.
И рассказывали местные.
Местные постоянно наносили точки на карту. И точки были точными.
Что, не погибли местные жители во время этих артобстрелов? - погибли.
И это самое страшное в этой войне. И это нам ещё предстоит понять и осмыслить.
А я даю прямую речь местного жителя. Я внимательно слушала местных жителей. Я запоминала их дословно.
- Человек двести погибло. Ну понятно, что ещё никто не считал. Я так, по рассказам, навскидку. Но самое большое число местных попало под принудительную мобилизацию. Тогда пацанов и мужиков вооружали.
- А если не хочешь?
- А в подвал. Вот и вооружались. Потом их погнали первой линией. Там они и полегли все. Столько пацанов... И сейчас лежат по посадках. Там растяжки, и украинские, и сепаратистов. Не скоро разминируют. А тела пухнут. Некоторых успевали немного прикопать. остальные так лежат.
- Город как? По-прежнему за сепаратистов?
- А город и не был за сепаратистов. Вот вы просто не понимаете. Вы ж никогда не понимали. Сейчас я вам расскажу! - начинает горячиться, у него тоже боль.
- В городе активных сепаратистов было процентов десять-пятнадцать. Плюс пассивных, кто за Рассею, но тихо, на кухне. Всего процентов тридцать, не больше.
- как же тогда так получилось?
- А так и получилось. Время было упущено. Когда они начали собираться и кричать, их бы быстро приструнить, так никто ж про это не думал. А остальным было пофиг. Это ж народ... Вы не представляете, что за народ. Вот уже стоят огневые точки сепаратистов во дворах. В жилмассивах. Начинают палить. Время уже было после перемирия. И известно ж уже, что обратка придёт. Обратка, она приходит минут через три-пять. Нет, они идут мимо. С колясками, представляете? С детьми. Рты раззевают. Интересно им. Кто-то на мобилу снимает. Был такой случай. Снимал - раз, и полголовы снесло.
- Не прятались, что ли?
- Ну, кто понимал, те прятались. Остальные - ну, я не знаю... Не понимали до конца.
- Вы так спокойно говорите...
- А как мне говорить?
- Ну, не знаю. Ненависть есть к стреляющим?
- Ненависть... Это война. Понимаете?
- Понимаю.
- К тому же не мы её начали.
Он говорит мои слова.
СЛАВЯНСК
Однако, разрушения в Славянске есть.
- Та то вы не были в Семёновке. - говорили нам все, у кого мы спрашивали про а-где-руины?
В Семёновке был бой.
В Семёновке был ад.
Нас не повезли в Семёновку.
Гвардейцы, готовые выполнять почти любую нашу просьбу, наотрез отказались от экскурсии в Семёновку.
Зато мы имели дорогу в Краматорск.
... Краматорск был необходим.
Посты сворачивались, отводились одни войска, вместо них прибывали другие - и наши друзья, десантники 25-й, а с ними славный Мамуда, Мамуда, уже два месяца надиктовывавший нам списки нужных и полезных вещей и делящий их между своими подчинёнными, а также неподчинёнными - тоже в этот день передислоцировался в Краматорск.
Мамуда был мифом.
Мамуда был легендой.
Мамуду знали только некоторые из нас, а остальные горели желанием познакомиться. По той простой причине, что когда коротаешь часы в телефоне на темы где-достать-коллиматоры и сколько берцев и каких размеров требуются славным десантам, то поневоле привыкнешь и даже слюбишься.
Мамуду не полюбить сложно.
У Мамуды харизма.
А у нас были ящики и мешки с очередными посылками для него. И совсем не было времени. Потому что гвардия, к которой мы оказались приписанными на день, тоже снималась и уходила.
И мы совершенно растерялись.
А гвардейцы совершенно наоборот.
И, впрыгнув в автомобили - один наш, а второй местный - распределив, какой автоматчик с кем едет, гвардия погнала лошадей.
И лошади понеслись.
... тут, понимаете, какое дело.
Мы ехали в освобождённый город. И мы совершенно не понимали предосторожностей по охране наших драгоценных тушек.
Мы не понимали, почему несколькими часами раньше, когда мы помчались отвозить передачу на Карачун - нам снова выделили охрану и Крокодил, эту тачанку Славянска - Крокодил, заполненный автоматчиками, и с неизбежным и неотвратимым пулемётом.
Не понимали мы, почему, когда мы всё же отправились выдавать гуманитарный наш груз мирным местным жителям - нас повезли на трёх машинах плюс всё тот же Крокодил.
Почему, мы не понимали, по въезду на площадку, где предполагалось раздавать макароны и пр, и пр - ребята снова ссыпались с Крокодила и быстренько, при этом как-то незаметно оцепили периметр.
А когда Ира понеслась относить тяжёлый пакет для старенькой старушки, скользнув в подъезд, ребята тихо матюкнулись и потрусили следом, чем-то щёлкая на бегу.
Но о грузе потом. А теперь же шла дорога в Краматорск, и мы уже начинали кое-что понимать.
Строгие командиры нам дали два часа.
Мы понеслись.
Мы не отрывались от окошек.
Мы видели эхо войны.
Мы слышали её краски.
У войны отвратительные краски.
Это цвет ржавый, как раздолбанная техника, уже непойми чья, своя или противника.
Это цвет синий, как та верхняя половина трупа, лежащая на обочине.
и серый цвет паутины свисающих проводов.
Зелёной реактивной лягухой пролетал мимо Крокодил, то садясь на хвост нашему маленькому каравану, то вдруг оказываясь идущим навстречу.
Ходили слухи, что у Нацгвардии несколько Крокодилов. Не верьте.
Просто Крокодил - он владеет техникой проскальзывания в другие измерения. И появления из них, из других, к нам, разумеется.
Ходили слухи, что сепаратисты в своё время объявили вознаграждение за Крокодила. А поскольку Крокодил имел обыкновение ломаться и глохнуть - очень часто и в неподходящий момент - то гвардейцы одно время сильно подумывали о том, как бы договориться и получить таки это вознаграждение.
- Да вы шутите. - говорили мы, когда нам в сотый раз рассказывали эту историю.
- Конечно, шутим. Гвардия своих не бросает. - утешали нас гвардейцы.
Гвардейцы видели нашу нежность к Крокодилу.
Гвардейцы очень уважали женскую нежность.
Да и Крокодила уважали не меньше.
... мы неслись по дороге Славянск-Краматорск.
Позади оставались тягачи, волокущие раздолбанную технику, впереди нас ждал Мамуда.
До часа, назначенного командирами к возвращению, оставалось пятнадцать минут.
- Мы ж не успеем за пятнадцать минут туда и назад. - робко то ли поинтересовалась, то ли констатировала я.
- Конечно, не успеем. - утешили меня гвардейцы.
И я утешилась. Ровно до ворот аэродрома.
- Стоять! На траву не заходить! - заорали нам скучающие десанты, сидящие на лавочке возле входа, лишь только мы выскочили из машин.
Гвардейцы мгновенно остановились, мы же ещё по инерции топали к воротам.
Кто-то из гвардейцев сделал порыв швырнуть кого-то из нас на асфальт. Мы испугались и резко отшатнулись.
- Стоять, кому сказали! - заорали десанты. - Мины!
- Где? - спросила Ира, хлопая глазами.
- В траве! - заорали десанты.
- Ой. - сказала Санди.
Декольте Санди от неожиданности приоткрылось ровно почти наполовину.
- Ой. - сказали десанты.
Гвардейцы же горделиво приосанились.
В это время раздался свист. Свист был длинным и подозрительным.
- Сигналка! - крикнули гвардейцы.
Ира задрожала, и декольте, соответственно тоже.
- Блииииин... - сказали десанты, внимательно глядя Ире в декольте.
- Шо, страшно? - ухмыляясь сказал Гена и отключил сигнализацию.
- Чувак, за такое по морде. - сказали десанты.
- Но-но. - сказали гвардейцы.
- Но-но. - сказал Гена. - Нам-то что делать? Нам машину разгружать.
- Отгони машину! - заорали гвардейцы. - Там заминировано!
- Боевыми или какими? - деловито спросил Гена.
- Боевыми в том числе. - пояснили десанты.
Гена быстренько впрыгнул в машину и отогнал.
- куда? Там трава! В траву нельзя! - заорали десанты.
- А на асфальт? - спросила Санди.
- И на асфальт нельзя. - закричали десанты.
- Не, мужики, вы определитесь. - сказали гвардейцы.
Десанты посовещались и определились.
- Так, идите в безопасное место.
- А где здесь безопасное место? - заорали мы.
- А вот. - сказали десанты и подвинулись на лавочке, освобождая место.
Санди плюхнулась на лавочку и в трепете перед минами забыла прикрыть декольте.
Декольте совершенно распоясалось.
- закурить есть? - тяжело вздохнув, спросили десанты у гвардейцев
Десанты жалобно глядели в декольте.
- А то! - сказали гвардейцы и жестами дали понять, что им тоже нелегко.
Гена торопливо разгружал машину.
- куда? Стоять! - заорали десанты. - Отойди, там трос!
Тягач волок раздолбанную технику посредством троса. Трос болтался и мечтал оторваться.
- Ага. - сказал Гена, выглядывая поверх ящиков, и отпрыгнул в траву.
- Куда в траву? - заорали гвардейцы.
И Гена прыгнул на асфальт.
- Куда на асфальт! - заорали десанты.
Гена плюнул и широкими шагами понёс ящики к воротам.
- Мины, мины. Достали со своими минами. - ворчал Гена.
- А вот и мина. - сказали сапёры, выползая из кустов.
И все мы немножечко побледнели.
СЛАВЯНСК
Гуманитарка лежала на блокпосте.
Команда, в сопровождении Крокодила, понеслась на другие посты. Мы привезли немало интересных игрушек для наших ребят. Мы должны были им вручить эти полезные игрушки, пока десантов и Гвардию не передислоцировали в... а чёрт его знает куда. Возможно, и не в Киев. Возможно, и не в отпуск. Возможно, и не по домам.
Возможно, в другое, труднодоступное место.
Я ждала.
Мне было велено расслабиться и ждать. А когда Гвардия велит мне расслабиться - я послушно расслабляюсь.
Велят ждать - я жду.
Нет, ну кто меня знает, дойдя до этого места, удивлённо вздевают брови.
Нет, ну признаюсь честно - я ждала конструктивно.
Я всё же вела свою команду, преисполненную передач для блокпостов и гуманитарки для мирных жителей, не наобум.
Я всё же заручилась некоторой поддержкой чиновников.
И этим чиновникам я как раз и звонила.
Чиновники почесали затылки и предложили мне пару телефонов. Это, мол, местные, они вам всё подскажут.
Местные оказались церковью. Церковью протестантской, действующей.
Нам было предложено передать нашу гуманитарку в церковь - и там уже, мол, разберутся и сами раздадут кому нужно.
Я вежливо поблагодарила церковь.
Я не сняла со счетов этот вариант. Оставив его на самый крайний случай.
Нет, я ничего не имею против церквей. Я к ним даже неплохо отношусь (кроме одной, ну да ладно, Бог с ней).
Но почему-то мне этот вариант казался неподходящим.
И я осталась терпеливо ждать, продолжив экскурсию.
Мне показали БТР-4 и завели вовнутрь.
Мне позволили полезно поиграть - покрутить там башенку, посмотреть в экран, понажимать на некоторые кнопочки.
На меня даже нахлобучили шлем и заставили позировать.
Позировать я тоже не люблю. особенно когда, знаете эту подводку "а давайте сделаем фото на память!" - но не смогла отказать хозяевам БТРа. Ну не смогла.
Я, конечно, стар. Я очень стар. Иногда я просто супер-стар. Но устоять против обаяния молодых военных людей я не могу.
К тому же ну очень я люблю эклектику. И сочетание шлема, БТРа и декольте повергло меня в некоторый эстетический шок.
А эстетические шоки я уважаю.
Забегая вперёд...
Когда мы уже уезжали в Изюм - а уезжали мы вместе с колонной - широким жестом ротного девчонкам команды было предложено проехать всю эту дорогу в комфортабельном БТРе.
Я ехала вперели, в автобусе, и с удовольствием наблюдала за охреневшими местными жителями.
Местные жители привыкли, казалось, уже ко всему - но БТР-4, раскланивающийся со всеми встречными машинами, они, пожалуй, видели впервые.
Мы развязали один из пакетов.
- Ого. – сказал Человек. – Это больше и качественнее, чем всё, что привозили раньше.
- А много привозили? – спросила я.
- Много. Да не туда. – туманно пояснил Человек.
- Ну-ка, ну-ка… - уточнила Гвардия.
- На площадь привозили. На центральную, и к вокзалу. А там уже стоят дозорные, чуть что, сзывают толпу, расхватывают – и на базар.
- А власти знают? – уточнили мы.
- Знают, конечно. Да толку. Не докажешь.
- Так, хорошо. А церковь? – спросили мы и назвали церковь.
- Аааа… Это та, в которой отсиживались сепаратисты. – усмехнулся чему-то Человек.
- Ну, они где только не отсиживались. – спросили мы.
- Ну да. Нет, можно и в церковь. Не украдут, действительно раздадут кому надо. От себя, конечно. Можно, чего там. – сказал Человек.
- Так. Предложения? – взяла в свои руки русло решения Гвардия.
- Предложение такое. Везём по спальным микрорайонам. Там старики. Они физически не смогут добраться до вокзала и до центральной площади. А если смогут – не пролезут в давке.
- Дальше? – влезла в русло решения я. – Желающих соберём?
- Смеётесь? – грустно улыбнулся Человек. – Желающих будет больше, чем того, что вы привезли. К сожалению. Хотя и привезли вы очень много.
Решение зависело от меня. Гвардия ждала.
Я посмотрела Человеку в глаза контрольным выстрелом. Человек держал взгляд открытым и грустным.
И я кивнула.
И мы поехали.
… мы ехали по спальному району Славянска.
Мы видели дома и дворы. Мы не успевали фотографировать ЦЕЛЫЙ Славянск.
ЦЕЛЫЙ!
Идиоты-журналисты, поднимите задницы, смотайтесь в Славянск.
Уже можно, уже там не настолько страшно.
Покажите людям Славянск неразбомблённый.
Поднимите веки, журналисты-идиоты, пока мы не подняли их вам принудительно – мы, делающие дело. Мы, желающие знать правду.
Да, есть Семёновка. Да, есть разрушенные дома.
Но сядьте в автомобиль рядом с местными и слушайте, внимательно слушайте, что они вам рассказывают:
- Здесь стояла Нона. Прямо во дворе этого дома. Жителей сразу выгнали. Не было тут мирных жителей. Только ополченцы. Отсюда стреляла Нона. Сюда прилетала обратка с Карачуна. Теперь этого дома нет.
- Есть ненависть?
- К кому?
- К нашей артиллерии. К нашим войскам. За то что дома нет.
- Ненависть? О чём вы? Есть претензии. Что они не начали этого раньше. Что тянули резину, пока эти сволочи погнали в ружьё и тех, кто под ружьё ни разу не собирался.
… мы ехали по спальным районам Славянска.
Мы видели много людей на улицах.
Мы видели стандартный районный город. В стандартный летний день.
- Оказывается, осталось так много людей?
- Нет, на последние дни оставалось немного. Это уже повозвращались. Ой, погодите, звонок.
И тут же в трубу, криком:
- Ты что, идиот? Я тебе русским языком сказал? Я тебе уже три раза сказал, никого здесь не убивают и не вешают! Да приезжай уже, хватит менжеваться! Ты что, вообще идиот? Какие к чертям украинцы? А ты кто?
К нам:
- Извините, сорвался…
Человек зовёт друга. Это тоже Человек.
Таких не бывает даже в лучших городах. В лучших странах.
Забегая вперёд – если они едут по улице и видят завалы деревьев – они останавливаются, убирают ветви, достают бензопилы из багажников, пилят стволы деревьев, складывают их на обочине и едут дальше.
- За двадцать минут бабушки разгребают. – улыбаются они.
Если два этих Человека видят повисшие провода – а проводов, повисших и оборванных, хватает в Славянске – они останавливаются, достают из багажников ленты и обвешивают провода лентами. Чтобы никто не влез, не дай Бог.
- Господи… - только и могу сказать я.
Я вспоминаю Славянск под сепаратистами. Я вспоминаю, как пытались мои коллеги вывозить из Славянска беспомощных и лежачих стариков, деда, разбитого инсультом, бабушку, еле живую от инсулиновой зависимости и без инсулина, где тот инсулин…
Как не могли мои коллеги прорваться в Славянск, как не могли найти людей, которые снесут на руках из квартиры на девятом этаже, лежачего деда и доставят его на наш блокпост.
- Да что там, нет никакого волонтёрского движения? – кричали девочки, киевские волонтёры.
- Какое движение, о чём вы… - устало отвечали им те, кто в эти чёрные дни Славянска занимался эвакуацией жителей.
- Большая у вас команда? – спрашиваю я у Человеков.
- Какая команда? – смеются. – Он да я, да мы с тобой.
- А при сепаратистах вы что-то такое делали? – неловко формулирую я вопрос.
- Делали… - криво усмехается один, второй молчит.
- Делали. – кивает мне Гвардия.
- А кто кроме нас? – отвечает Человек, не глядя на меня.
Он снова говорит моими словами.
Я вообще смотрю в них двоих как в зеркало.
У них лица как у меня – сожжённые болью лица.
У них улыбка как у меня – горькая улыбка.
У них, как у меня, свежие носогубные складки – дорожки боли, невидимых слёз, вины…
Вины не за себя как за себя.
За то что не остановили. Не могли, конечно. Понятно, не могли. Не те силы у двух Людей.
За то что не снимают с себя вины – за всё…
Моя вина написана на моём лице. Я еду в спальный район. Вот мы въезжаем во двор.
Я виновата. Я буду раздавать людям еду.
Я не отбирала её у людей – но я виновата.
Человеки, едущие вместе со мной, тоже чувствуют эту вину.
Люди будут брать у нас еду. Это унизительно для людей – значит, есть в нас эта вина.
Не потому что мы могли что-то сделать, но не сделали – а просто потому что мы Человеки…
… мы сделали всё настолько тактично как могли.
Люди собрались за пять минут.
Люди бежали, занимали очередь.
Гвардия оцепила периметр, возможно, поэтому не было эксцессов.
Но я видела людей. Они не смотрели на нас по-волчьи. Они не благодарили нас сильно.
Они говорили:
- Ничего, что не хватило. Вы же приедете ещё?
Они говорили:
- А почему мне масла не хватило?
Они говорили:
- А мне почему на килограмм макаронов меньше, чем ей?
Они говорили:
- Ничего-ничего. Нам ещё неделю-две продержаться. Потом станет полегче. Уже открываются магазины. В банки завезли деньги. Дадут пенсии и зарплаты. Ничего-ничего, мы выгребем.
Они говорили разное.
- Некоторые так недовольны, что им не хватило. – подошла ко мне Санди.
- Ничего, это люди. Люди всегда люди. – отвечала я Санди.
- Простите, что мы привезли так мало. – говорила я людям.
- Вы привезли много. Просто нас тоже много. – улыбались мне люди.
- А от кого это? – спрашивали люди.
- Это от киевлян. И от Майдана. – говорила я людям.
- да? – удивлялись они.
Каждый спросивший удивлялся.
Это всё действительно было от киевлян и от Майдана.
Мы не взяли на эту гуманитарную помощь финансы Ф.О.Н.Д.а. А только пожертвования людей, два дня сносивших нам продукты и деньги исключительно на эту гуманитарную помощь.
- Скажите, мы можем сфотографировать процесс раздачи? – обратилась я к людям. – если вы не хотите, мы не будем фотографировать. Но на эту машину продуктов сбрасывались люди. И нам нужно отчитаться перед ними. На надо показать людям, что мы не увезли эти продукты куда-то, а передали именно в руки вам.
Люди подумали и согласились.
Кто-то был несогласен. Он говорил об этом. Тогда Санди убирала фотоаппарат.
- А куда вам нести? – спрашивали время от времени я, Санди и Ира у бабушек, стоящих в растерянности перед своими неподъёмными пакетами.
- Та на седьмой этаж. – говорила бабушка, постукивая костылями.
И мы хватали пакеты и топали на седьмые, вторые, девятые этажи.
Гвардия тихо материлась и мчалась за нами следом, пощёлкивая автоматами.
- блин, девчонки, вы ж не знаете, кто может сидеть в этих подъездах! Ну вы хоть предупреждайте! – взмолилась наконец Гвардия, устав отцифровывать моих порхающих девчонок.
Кто угодно мог сидеть в этих подъездах.
Кто угодно мог стоять в очереди.
Мы понимали.
Они остались.
ОНИ…
Их там так и называют – ОНИ…
Они там есть, и они будут ещё долго. Их было много, скажем положа руку на сердце.
- ну спасибочки! – закричала вдруг одна из бабушек. – ну спасибочки! Накормили, посмеялись, можете уезжать в свой Киев, посмейтесь вместе с ним над нами.
- Ты шо? – закричали ей несколько женщин. – Люди старались, люди машину гнали, люди нам поесть привезли. Кто над тобой смеялся? Неблагодарная!
- А что ж ты не кричала, пока стояла в очереди? – засмеялись мужчины. – А как продукты закончились, так можно и покричать?
Два Человека подошли ко мне. Смотрели виновато.
- От же ж… - сказал один.
- Ничего-ничего. Это люди. А люди бывают разные. – сказала я им поспешно. – Я всё понимаю.
- Хтось брав по два пакети в одні руки. З цим будемо щось робити? – подошла ко мне Гвардия.
- Ничего не будем. – твёрдо ответила я. – Посчитаем, что им нужнее.
- Правильно. – одобрительно кивнули два Человека.
Я приняла правильное решение.
Человеки уважали правильные решения.
- А вы ещё здесь будете? Постойте минут пять. Я рядом живу. Я быстро. – попросила молодая женщина, которой вообще не досталось ничего.
- да, постоим. – кивнула я.
Гвардия насторожилась, а женщина сорвалась с места и убежала, хлопая тапочками.
Гвардия выделила тройку, тройка начала пристально мониторить направление бега женщины.
- Остальное завтра повезём по частным домам. – сказали решение два Человека. – Там вообще немощные есть. И многодетные. Им никто не подвозит.
- Это лучше чем церковь? – улыбнулась я.
- Однозначно. – улыбнулись мне Человеки.
- Возьмите. Это вам. – услышала я за спиной.
… она действительно жила рядом.
Она протягивала мне глиняную кошку.
Смешную, немного аляповатую рыжую кошку из глины.
Я собираю таких кошек. У меня для каждой из них есть имя.
- Я собираю таких кошек! Откуда вы знали? – ахнула я.
- Вот видите. Я знала. – улыбнулась женщина.
Люди вокруг засмеялись.
- Это вам на память. Обо мне. И о Славянске. – серьёзно сказала женщина.
И я обняла её.
… наверное, вы поняли то, что я хотела вам сказать.
Правда, я и сама не сразу поняла.
Мне объяснила Гвардия.
Как обычно.
- Тут от у чому річ. В них шалена нехватка продуктів. Шалена. Але вони вже не вмруть без них. Вже починають працювати магазини. Тобто, ця гуманітарна потрібна, страшенно потрібна. Але лютого голоду нема. Люди вам дякували не за те, що ви їх рятуєте від голоду.
- Знаєш, ми ж стояли подалік, то чули, як і про що вони розмовляли, коли відходили з цими пакетами їжі.
- Вони були просто вдячні. Дійсно вдячні. Вони казали – хлопці, що ж ви так довго барились?
- Вони були ще здивовані. Вони зараз увесь час здивовані. Вони уперше за двадцять три роки відчули, що про них пам»ятають.
- Вони відчули, що вони теж Україна. Виявляється, вони цього раніше не знали.
- А знаєш, для чого вона подарувала тобі ту кицьку? Не з вдячності, ні. Вона подарувала тобі ту кицьку, аби ти пам»ятала про неї. Про цю жінку.
- Про Слав»янськ.
- Про людей Слав»янська…
- Ти розкажи іншим людям, щоб пам»ятали про людей Слав»янська.
Я рассказала...
... Мы собирались уезжать.
Микроавтобус увозил нерасфасованные мешки с макаронами и ящики консервов.
Я удивлённо всматривалась в эти мешки и ящики. Мы такого не привозили.
- Це ми дали з своїх запасів. Нам усе одно їхати, а хлопці між людьми розділять. Нам же теж усе це люди приносили. – сказала Гвардия, забрасывая на плечо автоматы и вскакивая в бронированный кузов Крокодила.
Мы ехали по улицам города. Встречные люди махали руками нашему Крокодилу. Суровая Гвардия сурово кивала в ответ.
Клаксон не работал.
Крокодил снова решил сломаться.
... Я должна отчитаться о поездке.
Я должна вывалить ворох фотографий и поведать, как мы справились с заданием.
Мне нужно написать этот текст для вас, для тех, кто вкладывался в наше задание, кто считал его и своим заданием - текст о Славянске и о наших мальчиках, о людях Славянска и о наших мальчиках, о домах Славянска и о наших мальчиках...
... но я не хочу писать этот текст.
Мне больно.
Полгода я задыхаюсь в боли. Полгода я сжигаю себя на глазах у всех - вначале семьи, затем Майдана и моих читателей...
Сейчас, кажется, я сжигаю себя на глазах страны.
Кажется, нет города в Украине, откуда бы мне не звонили...
Так больно, как вчера, мне ещё не было.
Сегодня - новые смерти.
И полная безысходность.
Мы привыкаем к смертям.
мы не должны.
Нас захлестнула эйфория от недавних побед.
Не надо было...
Мне надо всё же написать отчёт о поездке команды в Славянск и Краматорск. И не без Изюма, конечно. Куда ж без Изюма?
Я напишу.
Мне это тоже нужно. Я, знающая эту войну не знанием зрителя и слушателя новостей - но знанием изнутри - я даже не думала, что я так мало знаю об этой войне.
Теперь я знаю больше.
Слушайте.
ДЕНЬ КРОКОДИЛА
- Чем вы занимались? - спрашивает меня услужливый Фейсбук.
(послушайте, люди, живущие в Фейсбуке - вам никогда не хотелось найти программиста, который придумал эту навязчивую услужливость - чтобы набить ему морду? Мне хочется)
Чем я занималась...
Хм...
как тебе рассказать, Фейсбук?
... мы ехали напролом. На авантюру мы ехали.
Ехали мы под девизом "Ввяжемся в драку - а там посмотрим!"
ну, как обычно мы и действуем...
Понимаете, тут вот в чём дело - мы всегда учились у махновцев.
У любимой нашей Нацгвардии.
Она, Нацгвардия, всегда имела план - никакого плана и всё включено.
И всё у них получалось.
Мы, когда полгода назад ввязывались в эту драку на Майдане, тоже особого плана не имели. Какие уж тут планы...
Когда начали обеспечивать армию и Нацгвардию, тоже мало что планировали. Планы выстраивались потом.
Теперь же мы ехали с множеством сложностей:
- мы ехали в Славянск, по слухам, разбомблённый дочиста
- мы везли туда гуманитарную помощь, которой, по слухам, в Славянске завались, потому что ж пошли же фуры, и вообще куча ж фондов с гуманитарным уклоном, и государству попиариться только дай, и кому мы там будем нужны с нашими парой тонн
- мы ехали в Славянск, о котором ничего не знали и не представляли, где будем раздавать эти наши продовольственные наборы, кому будем раздавать
- на кого нам опереться, мы тоже не слишком хорошо представляли, потому что знакомых в Славянске у нас как-то и не было
- к тому же у нас была наша обычная задача, мы должны были развести по блокпостам заказы для наших мальчиков.
Как это всё можно было успеть за день-два, мы вообще не представляли.
Но в драку ввязались.
... ха!
Нет у нас никого в Славянске, говорите.
Да у нас оказалось столько людей в Славянске, что у нас просто глаза разбегались - на чью руку опереться. А что касается охраны, то она у нас была, и в огромных количествах.
Нас без охраны даже... вообщем, никуда не отпускали.
Но началось всё с Крокодила.
Мы стояли на въезде в Изюм.
Нам позвонили и велели стоять. Мы привыкли слушаться, когда нам велят военные. Мы послушно и терпеливо ждали.
Крокодил появился вначале звуком. Крокодил всегда проявляется вначале звуком.
Затем ты видишь развевающиеся флаги.
Затем отцифровываешь самопальную броню, несущуюся стремительным домкратом, потом визг тормозов - и ссыпаются из Крокодила пыльные, как бы навстречу бегущие, но так, не без достоинства, ровно настолько чтобы красиво развевались концы повязанных на головы бандан - а морды-то все знакомые. Родные морды.
И эдак не совсем торопливо, но и не медленно идут целоваться и обниматься.
А у некоторых членов команды декольте. Санди и Ирка знают, как надо одеваться в дорогу.
Эх!
Киваем Крокодилу, этому символу Первого батальона, этой легенде Славянска.
Некоторые, кто не в теме, спрашивают сромно-горделиво:
- ну, как вам наш Крокодил?
- Да мы вашего Крокодила знали, ещё когда даже вы с ним знакомы не были! - не выдерживаем мы этой напускной важности и ржём.
Ну да. Мы с Крокодилом давно знакомы. Ещё с того дня, когда віехали провожать его от Киева к Славянску.
Только тогда у Крокодила ещё не было имени.
А вот вам моё первое описание легенды Первого батальона.
А вот вам Крокодил!
"... Колымагу увидела я сразу. Действительно, она одна была такая.
И то что увидите вы на фотографии, совершенно не передаёт её убийственного очарования.
Бронированные листы железа, обшивающие дряхлый тот пикап, издавали запах свежеспиленного металла и свежевылитой краски. Художественные фисташково-серые мазки как бы изображали камуфляж, пристроенная сзади бронированная будка угрожала бойницами, предназначенными для автоматчиков, номер и фары отсутствовали, водитель нервно покрикивал, чего, это, мол, его на каждом посту останавливают - и над всем этим великолепием развевался украинский флаг.
Мы сгибались пополам от хохота и восхищения, мы хлопали свежевыкрашенные бока этого БэТэЭра серии Сампанклепав.
И притормаживали проезжающие мимо автомобили.
И восхищённо-мзумлённо сворачивали шеи водители.
И читалась в их взглядах зависть - зависть мальчиков, имеющих покупные игрушки - перед игрушкой, сделанной самим пацаном.
Грубой, самодельной - но такой внушительной игрушкой...
... Когда обе машины - быстрая, гружённая стратегическим грузом, и колымага, сама вся суть стратегия, уехали - мы растерянно переглянулись:
- А что, так никто колымагу и не сфотографировал?
- Так небось военная ж тайна! Секретное оружие. - предположила я.
- Ага. Секретно ползущее через всю Украину? - оборжала меня команда..."
СЛАВЯНСК
Послушайте, я не могу уже слушать песни о разрушенном Славянске.
Я не могу слышать о том, что в Славянске не осталось ни одного целого дома.
Я дам фотографии и в этом посте. И я покажу много разрушенных домов. Но прошу учитывать, что эти дома мы специально выискивали, колеся по городу на чём? - правильно, на том же Крокодиле.
Потому что без автоматчиков и пулемёта нас Первый батальон не отпускал никуда.
А Славянск - ну, он такой большой город. Там стоят многоэтажные дома. Во дворах относительно чисто, во дворах мусорные баки. Кажется, мусор вывозят регулярно.
Во дворах сидят бабушки в халатах.
По улицам катят коляски молодые мамы.
Люди возвращаются в город. На улицах достаточно многолюдно.
В некоторых многоэтажках есть дыры от снарядов, да. Но на вопрос, сколько погибло людей в этих квартирах, нам удивлённо отвечают:
- да не было там людей. Да и вообще...
Да, людей к тому времени было мало. Многие эвакуировались, прочие прятались.
Артиллерия работала достаточно точно. Били по промышленным зданиям, по зданиям административным - по тем гнёздам, где были кубла сепаратистов.
Также били по некоторым частным домам, жители которых были изгнаны сепаратистами, опять же, для обустройства огневых точек и эдаких штаб-квартир.
Откуда знали об этих точках? - а разведка доносила.
И рассказывали местные.
Местные постоянно наносили точки на карту. И точки были точными.
Что, не погибли местные жители во время этих артобстрелов? - погибли.
И это самое страшное в этой войне. И это нам ещё предстоит понять и осмыслить.
А я даю прямую речь местного жителя. Я внимательно слушала местных жителей. Я запоминала их дословно.
- Человек двести погибло. Ну понятно, что ещё никто не считал. Я так, по рассказам, навскидку. Но самое большое число местных попало под принудительную мобилизацию. Тогда пацанов и мужиков вооружали.
- А если не хочешь?
- А в подвал. Вот и вооружались. Потом их погнали первой линией. Там они и полегли все. Столько пацанов... И сейчас лежат по посадках. Там растяжки, и украинские, и сепаратистов. Не скоро разминируют. А тела пухнут. Некоторых успевали немного прикопать. остальные так лежат.
- Город как? По-прежнему за сепаратистов?
- А город и не был за сепаратистов. Вот вы просто не понимаете. Вы ж никогда не понимали. Сейчас я вам расскажу! - начинает горячиться, у него тоже боль.
- В городе активных сепаратистов было процентов десять-пятнадцать. Плюс пассивных, кто за Рассею, но тихо, на кухне. Всего процентов тридцать, не больше.
- как же тогда так получилось?
- А так и получилось. Время было упущено. Когда они начали собираться и кричать, их бы быстро приструнить, так никто ж про это не думал. А остальным было пофиг. Это ж народ... Вы не представляете, что за народ. Вот уже стоят огневые точки сепаратистов во дворах. В жилмассивах. Начинают палить. Время уже было после перемирия. И известно ж уже, что обратка придёт. Обратка, она приходит минут через три-пять. Нет, они идут мимо. С колясками, представляете? С детьми. Рты раззевают. Интересно им. Кто-то на мобилу снимает. Был такой случай. Снимал - раз, и полголовы снесло.
- Не прятались, что ли?
- Ну, кто понимал, те прятались. Остальные - ну, я не знаю... Не понимали до конца.
- Вы так спокойно говорите...
- А как мне говорить?
- Ну, не знаю. Ненависть есть к стреляющим?
- Ненависть... Это война. Понимаете?
- Понимаю.
- К тому же не мы её начали.
Он говорит мои слова.
СЛАВЯНСК
Однако, разрушения в Славянске есть.
- Та то вы не были в Семёновке. - говорили нам все, у кого мы спрашивали про а-где-руины?
В Семёновке был бой.
В Семёновке был ад.
Нас не повезли в Семёновку.
Гвардейцы, готовые выполнять почти любую нашу просьбу, наотрез отказались от экскурсии в Семёновку.
Зато мы имели дорогу в Краматорск.
... Краматорск был необходим.
Посты сворачивались, отводились одни войска, вместо них прибывали другие - и наши друзья, десантники 25-й, а с ними славный Мамуда, Мамуда, уже два месяца надиктовывавший нам списки нужных и полезных вещей и делящий их между своими подчинёнными, а также неподчинёнными - тоже в этот день передислоцировался в Краматорск.
Мамуда был мифом.
Мамуда был легендой.
Мамуду знали только некоторые из нас, а остальные горели желанием познакомиться. По той простой причине, что когда коротаешь часы в телефоне на темы где-достать-коллиматоры и сколько берцев и каких размеров требуются славным десантам, то поневоле привыкнешь и даже слюбишься.
Мамуду не полюбить сложно.
У Мамуды харизма.
А у нас были ящики и мешки с очередными посылками для него. И совсем не было времени. Потому что гвардия, к которой мы оказались приписанными на день, тоже снималась и уходила.
И мы совершенно растерялись.
А гвардейцы совершенно наоборот.
И, впрыгнув в автомобили - один наш, а второй местный - распределив, какой автоматчик с кем едет, гвардия погнала лошадей.
И лошади понеслись.
... тут, понимаете, какое дело.
Мы ехали в освобождённый город. И мы совершенно не понимали предосторожностей по охране наших драгоценных тушек.
Мы не понимали, почему несколькими часами раньше, когда мы помчались отвозить передачу на Карачун - нам снова выделили охрану и Крокодил, эту тачанку Славянска - Крокодил, заполненный автоматчиками, и с неизбежным и неотвратимым пулемётом.
Не понимали мы, почему, когда мы всё же отправились выдавать гуманитарный наш груз мирным местным жителям - нас повезли на трёх машинах плюс всё тот же Крокодил.
Почему, мы не понимали, по въезду на площадку, где предполагалось раздавать макароны и пр, и пр - ребята снова ссыпались с Крокодила и быстренько, при этом как-то незаметно оцепили периметр.
А когда Ира понеслась относить тяжёлый пакет для старенькой старушки, скользнув в подъезд, ребята тихо матюкнулись и потрусили следом, чем-то щёлкая на бегу.
Но о грузе потом. А теперь же шла дорога в Краматорск, и мы уже начинали кое-что понимать.
Строгие командиры нам дали два часа.
Мы понеслись.
Мы не отрывались от окошек.
Мы видели эхо войны.
Мы слышали её краски.
У войны отвратительные краски.
Это цвет ржавый, как раздолбанная техника, уже непойми чья, своя или противника.
Это цвет синий, как та верхняя половина трупа, лежащая на обочине.
и серый цвет паутины свисающих проводов.
Зелёной реактивной лягухой пролетал мимо Крокодил, то садясь на хвост нашему маленькому каравану, то вдруг оказываясь идущим навстречу.
Ходили слухи, что у Нацгвардии несколько Крокодилов. Не верьте.
Просто Крокодил - он владеет техникой проскальзывания в другие измерения. И появления из них, из других, к нам, разумеется.
Ходили слухи, что сепаратисты в своё время объявили вознаграждение за Крокодила. А поскольку Крокодил имел обыкновение ломаться и глохнуть - очень часто и в неподходящий момент - то гвардейцы одно время сильно подумывали о том, как бы договориться и получить таки это вознаграждение.
- Да вы шутите. - говорили мы, когда нам в сотый раз рассказывали эту историю.
- Конечно, шутим. Гвардия своих не бросает. - утешали нас гвардейцы.
Гвардейцы видели нашу нежность к Крокодилу.
Гвардейцы очень уважали женскую нежность.
Да и Крокодила уважали не меньше.
... мы неслись по дороге Славянск-Краматорск.
Позади оставались тягачи, волокущие раздолбанную технику, впереди нас ждал Мамуда.
До часа, назначенного командирами к возвращению, оставалось пятнадцать минут.
- Мы ж не успеем за пятнадцать минут туда и назад. - робко то ли поинтересовалась, то ли констатировала я.
- Конечно, не успеем. - утешили меня гвардейцы.
И я утешилась. Ровно до ворот аэродрома.
- Стоять! На траву не заходить! - заорали нам скучающие десанты, сидящие на лавочке возле входа, лишь только мы выскочили из машин.
Гвардейцы мгновенно остановились, мы же ещё по инерции топали к воротам.
Кто-то из гвардейцев сделал порыв швырнуть кого-то из нас на асфальт. Мы испугались и резко отшатнулись.
- Стоять, кому сказали! - заорали десанты. - Мины!
- Где? - спросила Ира, хлопая глазами.
- В траве! - заорали десанты.
- Ой. - сказала Санди.
Декольте Санди от неожиданности приоткрылось ровно почти наполовину.
- Ой. - сказали десанты.
Гвардейцы же горделиво приосанились.
В это время раздался свист. Свист был длинным и подозрительным.
- Сигналка! - крикнули гвардейцы.
Ира задрожала, и декольте, соответственно тоже.
- Блииииин... - сказали десанты, внимательно глядя Ире в декольте.
- Шо, страшно? - ухмыляясь сказал Гена и отключил сигнализацию.
- Чувак, за такое по морде. - сказали десанты.
- Но-но. - сказали гвардейцы.
- Но-но. - сказал Гена. - Нам-то что делать? Нам машину разгружать.
- Отгони машину! - заорали гвардейцы. - Там заминировано!
- Боевыми или какими? - деловито спросил Гена.
- Боевыми в том числе. - пояснили десанты.
Гена быстренько впрыгнул в машину и отогнал.
- куда? Там трава! В траву нельзя! - заорали десанты.
- А на асфальт? - спросила Санди.
- И на асфальт нельзя. - закричали десанты.
- Не, мужики, вы определитесь. - сказали гвардейцы.
Десанты посовещались и определились.
- Так, идите в безопасное место.
- А где здесь безопасное место? - заорали мы.
- А вот. - сказали десанты и подвинулись на лавочке, освобождая место.
Санди плюхнулась на лавочку и в трепете перед минами забыла прикрыть декольте.
Декольте совершенно распоясалось.
- закурить есть? - тяжело вздохнув, спросили десанты у гвардейцев
Десанты жалобно глядели в декольте.
- А то! - сказали гвардейцы и жестами дали понять, что им тоже нелегко.
Гена торопливо разгружал машину.
- куда? Стоять! - заорали десанты. - Отойди, там трос!
Тягач волок раздолбанную технику посредством троса. Трос болтался и мечтал оторваться.
- Ага. - сказал Гена, выглядывая поверх ящиков, и отпрыгнул в траву.
- Куда в траву? - заорали гвардейцы.
И Гена прыгнул на асфальт.
- Куда на асфальт! - заорали десанты.
Гена плюнул и широкими шагами понёс ящики к воротам.
- Мины, мины. Достали со своими минами. - ворчал Гена.
- А вот и мина. - сказали сапёры, выползая из кустов.
И все мы немножечко побледнели.
СЛАВЯНСК
Гуманитарка лежала на блокпосте.
Команда, в сопровождении Крокодила, понеслась на другие посты. Мы привезли немало интересных игрушек для наших ребят. Мы должны были им вручить эти полезные игрушки, пока десантов и Гвардию не передислоцировали в... а чёрт его знает куда. Возможно, и не в Киев. Возможно, и не в отпуск. Возможно, и не по домам.
Возможно, в другое, труднодоступное место.
Я ждала.
Мне было велено расслабиться и ждать. А когда Гвардия велит мне расслабиться - я послушно расслабляюсь.
Велят ждать - я жду.
Нет, ну кто меня знает, дойдя до этого места, удивлённо вздевают брови.
Нет, ну признаюсь честно - я ждала конструктивно.
Я всё же вела свою команду, преисполненную передач для блокпостов и гуманитарки для мирных жителей, не наобум.
Я всё же заручилась некоторой поддержкой чиновников.
И этим чиновникам я как раз и звонила.
Чиновники почесали затылки и предложили мне пару телефонов. Это, мол, местные, они вам всё подскажут.
Местные оказались церковью. Церковью протестантской, действующей.
Нам было предложено передать нашу гуманитарку в церковь - и там уже, мол, разберутся и сами раздадут кому нужно.
Я вежливо поблагодарила церковь.
Я не сняла со счетов этот вариант. Оставив его на самый крайний случай.
Нет, я ничего не имею против церквей. Я к ним даже неплохо отношусь (кроме одной, ну да ладно, Бог с ней).
Но почему-то мне этот вариант казался неподходящим.
И я осталась терпеливо ждать, продолжив экскурсию.
Мне показали БТР-4 и завели вовнутрь.
Мне позволили полезно поиграть - покрутить там башенку, посмотреть в экран, понажимать на некоторые кнопочки.
На меня даже нахлобучили шлем и заставили позировать.
Позировать я тоже не люблю. особенно когда, знаете эту подводку "а давайте сделаем фото на память!" - но не смогла отказать хозяевам БТРа. Ну не смогла.
Я, конечно, стар. Я очень стар. Иногда я просто супер-стар. Но устоять против обаяния молодых военных людей я не могу.
К тому же ну очень я люблю эклектику. И сочетание шлема, БТРа и декольте повергло меня в некоторый эстетический шок.
А эстетические шоки я уважаю.
Забегая вперёд...
Когда мы уже уезжали в Изюм - а уезжали мы вместе с колонной - широким жестом ротного девчонкам команды было предложено проехать всю эту дорогу в комфортабельном БТРе.
Я ехала вперели, в автобусе, и с удовольствием наблюдала за охреневшими местными жителями.
Местные жители привыкли, казалось, уже ко всему - но БТР-4, раскланивающийся со всеми встречными машинами, они, пожалуй, видели впервые.
Мы развязали один из пакетов.
- Ого. – сказал Человек. – Это больше и качественнее, чем всё, что привозили раньше.
- А много привозили? – спросила я.
- Много. Да не туда. – туманно пояснил Человек.
- Ну-ка, ну-ка… - уточнила Гвардия.
- На площадь привозили. На центральную, и к вокзалу. А там уже стоят дозорные, чуть что, сзывают толпу, расхватывают – и на базар.
- А власти знают? – уточнили мы.
- Знают, конечно. Да толку. Не докажешь.
- Так, хорошо. А церковь? – спросили мы и назвали церковь.
- Аааа… Это та, в которой отсиживались сепаратисты. – усмехнулся чему-то Человек.
- Ну, они где только не отсиживались. – спросили мы.
- Ну да. Нет, можно и в церковь. Не украдут, действительно раздадут кому надо. От себя, конечно. Можно, чего там. – сказал Человек.
- Так. Предложения? – взяла в свои руки русло решения Гвардия.
- Предложение такое. Везём по спальным микрорайонам. Там старики. Они физически не смогут добраться до вокзала и до центральной площади. А если смогут – не пролезут в давке.
- Дальше? – влезла в русло решения я. – Желающих соберём?
- Смеётесь? – грустно улыбнулся Человек. – Желающих будет больше, чем того, что вы привезли. К сожалению. Хотя и привезли вы очень много.
Решение зависело от меня. Гвардия ждала.
Я посмотрела Человеку в глаза контрольным выстрелом. Человек держал взгляд открытым и грустным.
И я кивнула.
И мы поехали.
… мы ехали по спальному району Славянска.
Мы видели дома и дворы. Мы не успевали фотографировать ЦЕЛЫЙ Славянск.
ЦЕЛЫЙ!
Идиоты-журналисты, поднимите задницы, смотайтесь в Славянск.
Уже можно, уже там не настолько страшно.
Покажите людям Славянск неразбомблённый.
Поднимите веки, журналисты-идиоты, пока мы не подняли их вам принудительно – мы, делающие дело. Мы, желающие знать правду.
Да, есть Семёновка. Да, есть разрушенные дома.
Но сядьте в автомобиль рядом с местными и слушайте, внимательно слушайте, что они вам рассказывают:
- Здесь стояла Нона. Прямо во дворе этого дома. Жителей сразу выгнали. Не было тут мирных жителей. Только ополченцы. Отсюда стреляла Нона. Сюда прилетала обратка с Карачуна. Теперь этого дома нет.
- Есть ненависть?
- К кому?
- К нашей артиллерии. К нашим войскам. За то что дома нет.
- Ненависть? О чём вы? Есть претензии. Что они не начали этого раньше. Что тянули резину, пока эти сволочи погнали в ружьё и тех, кто под ружьё ни разу не собирался.
… мы ехали по спальным районам Славянска.
Мы видели много людей на улицах.
Мы видели стандартный районный город. В стандартный летний день.
- Оказывается, осталось так много людей?
- Нет, на последние дни оставалось немного. Это уже повозвращались. Ой, погодите, звонок.
И тут же в трубу, криком:
- Ты что, идиот? Я тебе русским языком сказал? Я тебе уже три раза сказал, никого здесь не убивают и не вешают! Да приезжай уже, хватит менжеваться! Ты что, вообще идиот? Какие к чертям украинцы? А ты кто?
К нам:
- Извините, сорвался…
Человек зовёт друга. Это тоже Человек.
Таких не бывает даже в лучших городах. В лучших странах.
Забегая вперёд – если они едут по улице и видят завалы деревьев – они останавливаются, убирают ветви, достают бензопилы из багажников, пилят стволы деревьев, складывают их на обочине и едут дальше.
- За двадцать минут бабушки разгребают. – улыбаются они.
Если два этих Человека видят повисшие провода – а проводов, повисших и оборванных, хватает в Славянске – они останавливаются, достают из багажников ленты и обвешивают провода лентами. Чтобы никто не влез, не дай Бог.
- Господи… - только и могу сказать я.
Я вспоминаю Славянск под сепаратистами. Я вспоминаю, как пытались мои коллеги вывозить из Славянска беспомощных и лежачих стариков, деда, разбитого инсультом, бабушку, еле живую от инсулиновой зависимости и без инсулина, где тот инсулин…
Как не могли мои коллеги прорваться в Славянск, как не могли найти людей, которые снесут на руках из квартиры на девятом этаже, лежачего деда и доставят его на наш блокпост.
- Да что там, нет никакого волонтёрского движения? – кричали девочки, киевские волонтёры.
- Какое движение, о чём вы… - устало отвечали им те, кто в эти чёрные дни Славянска занимался эвакуацией жителей.
- Большая у вас команда? – спрашиваю я у Человеков.
- Какая команда? – смеются. – Он да я, да мы с тобой.
- А при сепаратистах вы что-то такое делали? – неловко формулирую я вопрос.
- Делали… - криво усмехается один, второй молчит.
- Делали. – кивает мне Гвардия.
- А кто кроме нас? – отвечает Человек, не глядя на меня.
Он снова говорит моими словами.
Я вообще смотрю в них двоих как в зеркало.
У них лица как у меня – сожжённые болью лица.
У них улыбка как у меня – горькая улыбка.
У них, как у меня, свежие носогубные складки – дорожки боли, невидимых слёз, вины…
Вины не за себя как за себя.
За то что не остановили. Не могли, конечно. Понятно, не могли. Не те силы у двух Людей.
За то что не снимают с себя вины – за всё…
Моя вина написана на моём лице. Я еду в спальный район. Вот мы въезжаем во двор.
Я виновата. Я буду раздавать людям еду.
Я не отбирала её у людей – но я виновата.
Человеки, едущие вместе со мной, тоже чувствуют эту вину.
Люди будут брать у нас еду. Это унизительно для людей – значит, есть в нас эта вина.
Не потому что мы могли что-то сделать, но не сделали – а просто потому что мы Человеки…
… мы сделали всё настолько тактично как могли.
Люди собрались за пять минут.
Люди бежали, занимали очередь.
Гвардия оцепила периметр, возможно, поэтому не было эксцессов.
Но я видела людей. Они не смотрели на нас по-волчьи. Они не благодарили нас сильно.
Они говорили:
- Ничего, что не хватило. Вы же приедете ещё?
Они говорили:
- А почему мне масла не хватило?
Они говорили:
- А мне почему на килограмм макаронов меньше, чем ей?
Они говорили:
- Ничего-ничего. Нам ещё неделю-две продержаться. Потом станет полегче. Уже открываются магазины. В банки завезли деньги. Дадут пенсии и зарплаты. Ничего-ничего, мы выгребем.
Они говорили разное.
- Некоторые так недовольны, что им не хватило. – подошла ко мне Санди.
- Ничего, это люди. Люди всегда люди. – отвечала я Санди.
- Простите, что мы привезли так мало. – говорила я людям.
- Вы привезли много. Просто нас тоже много. – улыбались мне люди.
- А от кого это? – спрашивали люди.
- Это от киевлян. И от Майдана. – говорила я людям.
- да? – удивлялись они.
Каждый спросивший удивлялся.
Это всё действительно было от киевлян и от Майдана.
Мы не взяли на эту гуманитарную помощь финансы Ф.О.Н.Д.а. А только пожертвования людей, два дня сносивших нам продукты и деньги исключительно на эту гуманитарную помощь.
- Скажите, мы можем сфотографировать процесс раздачи? – обратилась я к людям. – если вы не хотите, мы не будем фотографировать. Но на эту машину продуктов сбрасывались люди. И нам нужно отчитаться перед ними. На надо показать людям, что мы не увезли эти продукты куда-то, а передали именно в руки вам.
Люди подумали и согласились.
Кто-то был несогласен. Он говорил об этом. Тогда Санди убирала фотоаппарат.
- А куда вам нести? – спрашивали время от времени я, Санди и Ира у бабушек, стоящих в растерянности перед своими неподъёмными пакетами.
- Та на седьмой этаж. – говорила бабушка, постукивая костылями.
И мы хватали пакеты и топали на седьмые, вторые, девятые этажи.
Гвардия тихо материлась и мчалась за нами следом, пощёлкивая автоматами.
- блин, девчонки, вы ж не знаете, кто может сидеть в этих подъездах! Ну вы хоть предупреждайте! – взмолилась наконец Гвардия, устав отцифровывать моих порхающих девчонок.
Кто угодно мог сидеть в этих подъездах.
Кто угодно мог стоять в очереди.
Мы понимали.
Они остались.
ОНИ…
Их там так и называют – ОНИ…
Они там есть, и они будут ещё долго. Их было много, скажем положа руку на сердце.
- ну спасибочки! – закричала вдруг одна из бабушек. – ну спасибочки! Накормили, посмеялись, можете уезжать в свой Киев, посмейтесь вместе с ним над нами.
- Ты шо? – закричали ей несколько женщин. – Люди старались, люди машину гнали, люди нам поесть привезли. Кто над тобой смеялся? Неблагодарная!
- А что ж ты не кричала, пока стояла в очереди? – засмеялись мужчины. – А как продукты закончились, так можно и покричать?
Два Человека подошли ко мне. Смотрели виновато.
- От же ж… - сказал один.
- Ничего-ничего. Это люди. А люди бывают разные. – сказала я им поспешно. – Я всё понимаю.
- Хтось брав по два пакети в одні руки. З цим будемо щось робити? – подошла ко мне Гвардия.
- Ничего не будем. – твёрдо ответила я. – Посчитаем, что им нужнее.
- Правильно. – одобрительно кивнули два Человека.
Я приняла правильное решение.
Человеки уважали правильные решения.
- А вы ещё здесь будете? Постойте минут пять. Я рядом живу. Я быстро. – попросила молодая женщина, которой вообще не досталось ничего.
- да, постоим. – кивнула я.
Гвардия насторожилась, а женщина сорвалась с места и убежала, хлопая тапочками.
Гвардия выделила тройку, тройка начала пристально мониторить направление бега женщины.
- Остальное завтра повезём по частным домам. – сказали решение два Человека. – Там вообще немощные есть. И многодетные. Им никто не подвозит.
- Это лучше чем церковь? – улыбнулась я.
- Однозначно. – улыбнулись мне Человеки.
- Возьмите. Это вам. – услышала я за спиной.
… она действительно жила рядом.
Она протягивала мне глиняную кошку.
Смешную, немного аляповатую рыжую кошку из глины.
Я собираю таких кошек. У меня для каждой из них есть имя.
- Я собираю таких кошек! Откуда вы знали? – ахнула я.
- Вот видите. Я знала. – улыбнулась женщина.
Люди вокруг засмеялись.
- Это вам на память. Обо мне. И о Славянске. – серьёзно сказала женщина.
И я обняла её.
… наверное, вы поняли то, что я хотела вам сказать.
Правда, я и сама не сразу поняла.
Мне объяснила Гвардия.
Как обычно.
- Тут от у чому річ. В них шалена нехватка продуктів. Шалена. Але вони вже не вмруть без них. Вже починають працювати магазини. Тобто, ця гуманітарна потрібна, страшенно потрібна. Але лютого голоду нема. Люди вам дякували не за те, що ви їх рятуєте від голоду.
- Знаєш, ми ж стояли подалік, то чули, як і про що вони розмовляли, коли відходили з цими пакетами їжі.
- Вони були просто вдячні. Дійсно вдячні. Вони казали – хлопці, що ж ви так довго барились?
- Вони були ще здивовані. Вони зараз увесь час здивовані. Вони уперше за двадцять три роки відчули, що про них пам»ятають.
- Вони відчули, що вони теж Україна. Виявляється, вони цього раніше не знали.
- А знаєш, для чого вона подарувала тобі ту кицьку? Не з вдячності, ні. Вона подарувала тобі ту кицьку, аби ти пам»ятала про неї. Про цю жінку.
- Про Слав»янськ.
- Про людей Слав»янська…
- Ти розкажи іншим людям, щоб пам»ятали про людей Слав»янська.
Я рассказала...
... Мы собирались уезжать.
Микроавтобус увозил нерасфасованные мешки с макаронами и ящики консервов.
Я удивлённо всматривалась в эти мешки и ящики. Мы такого не привозили.
- Це ми дали з своїх запасів. Нам усе одно їхати, а хлопці між людьми розділять. Нам же теж усе це люди приносили. – сказала Гвардия, забрасывая на плечо автоматы и вскакивая в бронированный кузов Крокодила.
Мы ехали по улицам города. Встречные люди махали руками нашему Крокодилу. Суровая Гвардия сурово кивала в ответ.
Клаксон не работал.
Крокодил снова решил сломаться.